ПИДАРАСЫ
стих-песня

У самого синего моря
В районе Новороссийска
А может быть Коктебеля
В землянке ветхом своем
Не смущаясь разбитым корытом
Жил Дирол со своим Ксилитом
Иногда приходил Карбамид к ним
И тогда они жили втроем

Припев
Пидарасы! Пидарасы!

Так они жили и были
Друг друга любили крепко
Но только Ксилит Дирола
Ревновал к Карбамиду слегка
И как-то осенней ночью
Ревновать начал сильно очень
И выстрелил из пистолета
Карбамиду в район виска

Припев
Пидарасы! Пидарасы!

И остались Дирол с Ксилитом
В землянке своем разбитом
Но Дирол с той поры все время
Уходил на берег морской
И сидел там кусая губы
И глядел пароходов трубы
Вспоминал Карбамида руки
И член половой мужской

Припев
Пидарасы! Пидарасы!

Тут мне один Степанов сказал, что эту песню нельзя петь. Что она, во-первых, на мелодию "На недельку до второго я уеду в Комарово", а это - плагиат. И что во-вторых, она некорректная политически. Что нельзя обижать меньшинства.

Ну, мелодия у меня всякий раз новая. Только припев одинаковый более или менее. И тот не очень на "Комарово" похож. Там сперва так вниз, а потом вверх, а у меня - наоборот.

А меньшинства я и не обижаю. Если кто внимательно прослушает эту песню, тот поймет, что я очень сочувствую, как могу. Можно было бы, конечно, Кстилита сделать Ксилитой - тогда бы и землянку не пришлось коверкать. Но это ведь что получилось бы - искажение правды. По телевизору про Ксилит говорят, а не про какую не про Ксилиту. Но если так уж хочется, то можно петь Ксилиту, я разрешаю. Он тогда мне говорит, этот Степанов самый, что все равно в финале же Дирол Карбамида вспоминал. Так что если даже переделать Карбамида, получается обида меньшинствам.

Я ему говорю - как тебе не стыдно, говорю. "Вспоминал" вовсе не означает, что он тосковал половой страстью. Просто вспоминал. Он же втроем все видел. Может, он загробно ревновать продолжал. Вот у меня знакомый был - Игореня П. Его девушка однажды от него ушла к одному заслуженному артисту. Он, Игореня, ревновал ужасно, ходил следил, как она к артисту идет, в котором часу у артиста свет гаснет, домой ей по ночам звонил, маму пугал, в трубку сопя. Потом в подъезд к артисту прорвался, сведя с дедушкой, который там внизу сторожил, знакомство. Под дверь к артисту приходил, ухо к глазку прикладывал и все подслушать что-то пытался. Потом артист, конечно, девушку ту разлюбил довольно хамским образом. Девушка пыталась отравится газом, но потом все-таки к Игорене вернулась. И стали они, некоторым образом, жить. Ну, живут они, живут, расписались даже в ЗАГСе, завели собаку-спаниэля. Суку. Девушка бывшая уже и думать забыла про артиста, и Игореня вроде не вспоминает. Сидят супруги однажды, смотрят по телевизору художественную картину про бандитов. И вдруг там показывают этого самого артиста. Он там играет главного бандита, по совместительству прокурора одной отдаленной области. И по ходу дела там идет сцена сексуального разврата с элементами эротики. Прокурору как будто приносят компромат на него, чтобы он выкупил кассету. И он кассету вставляет в видеомагнитофон, прокурор, и видит, что там сняты в подробностях его похождения с двумя девицами сомнительного совершеннолетия. Он тогда вызывает помощника и велит этих шантажистов выследить и убить, а заодно и девиц. Помощник говорит: "Все будет нормально, Хозяин" (они его Хозяином там все называли), но потом тут же звонит полковнику Соснину в ментуру. Потому что этот помощник, Полиептов по фамилии, на самом деле - глубоко внедренный в банду агент МВД. Соснин ему приказывает тоже искать шантажистов, потому что так можно две мафии одним ударом прихлопнуть. А сам - Соснин этот - звонит тут же в ФСБ полковнику Мурзаеву. Потому что Соснин - внедренный в МВД агент ФСБ. И Мурзаев ему говорит - укороти, говорит, своего Полиептова, он на наших людей может выйти, которые давно уже за Хозяином охотятся. И Соснин тогда вызывает сотрудника капитана Голышева и велит ему проследить за Полиептовым. Мотивируя это тем, что Полиептов играет двойную игру и продался Счетной Палате. Но Голышев, что характерно, сам работает на Счетную Палату. Он звонит своему начальнику, так мол и так. Не наш ли человек этот Полиептов. А начальник из Счетной Палаты как раз по тайному заданию Минатома и есть тот самый шантажист, который прокурора с девицами снимал. Потом одна журналистка со всем этим разбирается, и они с Полиептовым спят на диване. Но Игореня этого всего так и не узнал, потому что, увидев голого артиста в роли прокурора вдруг встал с дивана, бросил на свою жену страшный взгляд, сказал "У, блядь!", надел туфли и как был в спортивном костюме ушел из дома. Только через полгода его нашли у одной визажистки в Измайлово. Вот что ревность делает с человеком, говорю я этому Степанову, ведь ты, Степанов, не станешь утверждать, что вид голого прокурора имел для Игорени какое-то гомоэротическое значение? Нет, говорю, Степанов, - просто Игореня, увидав голого артиста, пережил относительно своей супруги то же, что, возможно, Дирол на морском берегу во втором отвергнутом нами варианте. Относительно Ксилиты.

Я ему - Степанову - это рассказал, а он говорит: "А припев!? В припеве-то про пидарасов!" Вот и судите сами - кто политически некорректный. "Пидарасы", к твоему сведению, защитник меньщинств дорогой, это совсем не то. Это просто грязное русское ругательство. Типа "гандоны". А не обозначение никакой принадлежности. А кто этого не знает, тот сам и есть пидарас, так что, говорю, припев этой песни обращен как раз не к героям, а к некоторым дурным слушателям.

Тут он полез драться, но я убежал. Не люблю драться - неинтеллигентно это, и морда потом разбитая.